Импортозамещение в политологии или Чем заняться российскому политологу

Сегодня много – иногда слишком много – говорят об импортозамещении в сфере сельского хозяйства, в сфере промышленных технологий и т.п. Однако совсем не говорят – я, по крайней мере, не слышал – об импортозамещении в сфере научной теории. Однако эта сфера не менее, – а подчас и более – важна, чем сельское хозяйство или военные технологии.

В первую очередь это касается политической теории.

Действительно, после краха СССР и дискредитации марксизма-ленинизма, освободившееся место быстро заполнили западные политические теории – просто потому, что, как известно, природа не терпит пустоты, а также потому, что более развитой теории тогда (да и теперь) просто не существовало. По большому счету процесс этот был вполне естественным, особенно если учесть тот факт, что российская политическая система начала быстро перестраиваться по западному образцу (по крайней мере, как тогда казалось). Появилось большое количество самых разных политических партий, состязательные выборы и проч., и проч. Отечественной теории, которая бы годилась для того, чтобы можно было хотя бы что-то сказать обо всех этих явлениях, просто не существовало.

И все бы ничего, если бы Россия действительно быстро превратилась в среднестатистическую европейскую страну, с чисто западной системой политических институтов и т.д., и т.п. Однако, как очень быстро стало понятно, этого не произошло. Более того, Россия как всегда пошла по своему особому пути, адекватной теории для описания которого уже не было. Однако она стала быстро появляться. Но где? Снова на Западе! И в этом не было ничего удивительного – ведь отечественной политической теории тогда еще (или уже) не существовало, отечественные политологи отчаянно боролись за выживание, так что «осмыслять» новые российские реалии и те кульбиты, которые на российских просторах проделывала демократия, опять пришлось западным политологам.

И все бы ничего, если бы они с этой задачей справились. Тогда можно было бы их поблагодарить и поучиться у них. Однако они с ней не справились.

На то есть много причин. Например та, что им это в принципе не особенно важно и поэтому они не особенно старались. Действительно, зачем им наши теоретические (или какие-либо еще) проблемы, когда у них есть свое научное поле для того, чтобы на нем топтаться? К тому же, над ними слишком довлела западная политическая теория – могло ли быть иначе? – поэтому все, что они здесь видели, они воспринимали как некое отклонение от того, что предписывает эта теория и того, к чему они привыкли, будучи погруженными в западную политическую реальность. Отсюда все эти теории «гибридных режимов», «несостоявшихся демократий» и проч. Короче говоря, все, что здесь происходило (и происходит) рассматривалось ими как неправильное.

Пожалуй, и это было бы не так страшно, точнее, эта версия неправильности российского пути была бы вполне нормальной рабочей гипотезой, если бы кто-то удосужился доказать, что западная (а по сути, американская) политическая система является единственно правильной. Однако этого, насколько я знаю, никому пока не удалось. Безальтернативность западной, а точнее, чаще всего американской политической теории, основана на политическом (а подчас и силовом) доминировании США – очевидно, временном, как и любое доминирование, и в настоящее время «клонящемся к закату».

Однако главная причина неудачи западных теоретиков, на мой взгляд, состояла в том, что они были не русские, они не жили в России (по крайней мере, достаточно долго), не были, так сказать, плоть от плоти… А раз так, то в принципе не могли прочувствовать, ощутить российскую специфику. Однако характер политической науки (как, впрочем, и любого гуманитарного знания) таков, что она всегда существенным образом зависит от культурных условий, в которых она создается, большинство политических теорий – даже достаточно абстрактных – всегда существенным образом «завязаны» на местную специфику, то есть, на те политические практики и институты, которые характерны для данного общества и/или государства. Для того чтобы убедиться в том, что это действительно так, достаточно даже поверхностного знакомства с конкретными политическими теориями.

Вследствие всех этих обстоятельств я предлагаю перестать говорить о политологии вообще, и начать говорить об американской, французской, немецкой и т.д. политологиях.

Но если так, если западная (сиречь, американская) политология в принципе бессильна решить те проблемы, которые «подбрасывает» российская политическая действительность, кому же, как не нам самим следует их решать? Однако для этого потребуется, очевидно, создать ни мало ни много, нашу собственную, российскую политологию.

Помимо чисто теоретической актуальности этой работы, она, очевидно, имеет и чисто практическое значение – коль скоро политическая теория используется для создания, преобразования и легитимации политических институтов.

Сегодня российские политологи часто жалуются, что власть их не слушает. Конечно, не малую роль в этом играет подчас не особенно высокий интеллектуальный уровень этой власти, однако не только в интеллектуальном уровне власть предержащих проблема. Главным образом за такое пренебрежение мнением российских политологов ответственно, на мой взгляд, как раз отсутствие собственно российской политологии.

Любой политик знает, чувствует политическую систему изнутри. Возможно, он не всегда может точно описать ее характер, сформулировать законы, которым она подчиняется – это-то как раз и является делом политолога – однако он всегда поймет, соответствует ли та или иная теория той политической реальности, с которой он каждый день имеет дело. Рискну предположить, что большинство теорий, которые российские политологи сегодня предлагают российскому же политическому классу (и которые, напомню, по своему происхождению чаще всего оказываются теориями американскими) не находят понимания у этого класса как раз в силу означенной причины. А именно, в силу полного несоответствия этих теорий той политической реальности, с которой российские политики знакомы не понаслышке.

Наконец, еще одна причина создать российскую политологию. В силу самой природы политологического знания политические теории оказываются мощным оружием в информационной, шире – ментальной – войне.

Отсутствие собственно российской политологии (при обязательном засилье политологических теорий иностранного происхождения) в условиях геополитического противостояния, в которое Россия оказалась в очередной раз втянута, несет риск, так сказать, «ментального заражения» тех ученых, которые имеют дело с этими теориями (а так же всех, кто просто интересуется политологией). Все те, кто в той или иной форме имеет дело с западной (главным образом, повторюсь, американской) политической теорией, и не относятся к ней критически, смотрят на все, происходящее в России и с Россией, глазами если не врага, то уж точно не друга. 

Следует особо подчеркнуть, что речь идет не столько о возможности сознательной «идеологической догрузке» политологии (хотя, безусловно, и об этом тоже – достаточно полистать, например, такой «авторитетный» американский журнал, как «Journal of Democracy»), сколько о сущностных особенностях политологии как науки, особенностях, которые не могут быть элиминированы из нее в принципе (хотя, повторюсь, могут быть сознательно усугублены).

Таким образом, подытоживая, можно с уверенностью утверждать, что Россия, в очередной раз оказавшись в центре геополитических баталий, не сможет выиграть ментальную или любую другую войну с Западом – или даже просто эффективно ему противостоять – если она не будет развивать собственную политическую науку, науку, укорененную в ее тысячелетней традиции государственности, науку, основанную на самобытной российской философии, науку, являющуюся воплощением русского духа.

Однако кто же сегодня способен осуществить это политологическое импортозамещение?

Ждать от академических институций создания новой, российской, политологии не приходится – отчасти из-за засилья в них западных политических теорий, отчасти из-за традиционной неповоротливости таких институций, отчасти из-за банальной нищеты их сотрудников.  

Поэтому, возможно, хотя бы начать решать эту задачу могли бы попытаться организации типа Изборского клуба, обеспечивая независимым отечественным мыслителям площадку для свободного обмена идеями, а так же гарантируя то, что эти идеи получат самое широкое распространение.