Аналитические материалы

Авторский доклад Изборскому клубу Сергея Глазьева

ВВЕДЕНИЕ

ДВИЖУЩИЕ СИЛЫ КИТАЙСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЧУДА

ПЕРСПЕКТИВЫ РОСТА АЗИАТСКОГО МИРОХОЗЯЙСТВЕННОГО УКЛАДА

УГРОЗЫ СРЫВА В МИРОВУЮ ВОЙНУ

НЕОБХОДИМОСТЬ СОЗДАНИЯ АНТИВОЕННОЙ КОАЛИЦИИ И РОЛЬ РОССИИ

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПОЯС НОВОГО ВЕЛИКОГО ШЁЛКОВОГО ПУТИ В ЕВРАЗИЙСКОМ ЭКОНОМИЧЕСКОМ СОЮЗЕ

Введение

Глобальный системный кризис, сменивший длительный экономический подъём развитых стран, является закономерным проявлением длинных волн экономической активности, известных как «волны Кондратьева»[1]. В основе каждой из них лежит жизненный цикл соответствующего технологического уклада — воспроизводящейся целостной системы технологически сопряжённых производств. Кризис военно-политический является, в свою очередь, проявлением смены системных циклов накопления, в основе каждого из которых лежит свой институциональный мирохозяйственный уклад: система взаимосвязанных институтов, обеспечивающая расширенное воспроизводство, в т.ч. — воспроизводство капитала и определяющих механизм глобальных экономических отношений. Наложение этих двух циклических процессов в фазе кризиса создаёт опасный резонанс, угрожающий разрушением всей системы мировых экономических и политических отношений.

В процессе смены технологических и мирохозяйственных укладов происходит глубокая структурная перестройка экономики на основе принципиально новых технологий и новых механизмов воспроизводства капитала. В такие периоды, как показывает опыт мирового развития за последние пять веков, происходит резкая дестабилизация системы международных отношений, разрушение старого и формирование нового миропорядка. Исчерпываются возможности социально-экономического развития на основе сложившейся системы институтов и технологий. Лидировавшие до этого страны сталкиваются с непреодолимыми трудностями в поддержании прежних темпов экономического роста. Перенакопление капитала в устаревающих производственно-технологических комплексах ввергает их экономику в депрессию, а сложившаяся система институтов затрудняет формирование новых технологических цепочек. Такие цепочки — вместе с новыми институтами организации производства — пробивают себе дорогу в других странах, прорывающихся в лидеры экономического развития.

В отличие от прежних «чемпионов», которые сталкиваются с кризисом перенакопления капитала в устаревших производствах, у стран-«претендентов» есть возможность избежать массового обесценения капитала и максимально сконцентрировать его на прорывных направлениях роста нового технологического уклада.

Для удержания своего лидерства «чемпионам» приходится активизировать силовую составляющую своей внешней политики и экономики. Не случайно в периоды смены технологических укладов резко нарастает военно-политическая напряжённость, усиливаются риски крупных международных конфликтов. Назидательным примером может служить трагический опыт двух предыдущих структурных кризисов мировой экономики.

Так, Великая депрессия 30-х годов, обусловленная достижением пределов роста доминировавшего в начале ХХ века технологического уклада «угля и стали», была преодолена милитаризацией экономики, результатом которой стала её технологическая перестройка на основе широкого использования двигателя внутреннего сгорания и органической химии, переход на нефть в качестве основного энергоносителя и на автомобиль как ведущее транспортное средство. Переход экономики ведущих стран мира на новый, четвёртый глобальный технологический уклад проходил через катастрофу Второй мировой войны, повлекшей за собой кардинальное изменение всего мироустройства: разрушение системы колониальных империй европейских стран и формирование двух противоборствующих глобальных политико-экономических систем. Лидерство американского капитализма в выходе на новую длинную волну экономического роста было обеспечено чрезвычайным ростом оборонных заказов на освоение новых технологий и притоком капиталов со всего мира в США при разрушении производственного потенциала и обесценении капитала основных конкурентов.

Депрессия середины 1970-х — начала 1980-х годов, обусловленная исчерпанием потенциала этого технологического уклада, повлекла за собой гонку вооружений с широким использованием информационно-коммуникационных технологий, которые составили ядро нового, пятого технологического уклада. Последовавший вслед за этим коллапс мировой системы социализма, не сумевшей своевременно перевести экономику на новый технологический уклад, позволил ведущим капиталистическим странам воспользоваться ресурсами бывших социалистических стран для «мягкой пересадки» на новую длинную волну экономического роста. Вывоз капитала и утечка умов из бывших социалистических стран, колонизация их экономик облегчили структурную перестройку экономики стран ядра мировой капиталистической системы. На этой же волне роста нового технологического уклада поднялись новые индустриальные страны, сумевшие заблаговременно создать его ключевые производства и заложить предпосылки их быстрого роста в глобальном масштабе. Политическим результатом этих структурных трансформаций стала либеральная глобализация с доминированием США в качестве эмитента основной резервной валюты.

Исчерпание потенциала роста доминирующего технологического уклада стало причиной глобального кризиса и депрессии, охватившей ведущие страны мира в последние годы. Переживаемая в настоящее время фаза родов нового технологического уклада на поверхности экономических явлений предстаёт как сочетание финансовой турбулентности, сопровождающейся образованием и схлопыванием финансовых пузырей, экономической депрессии, характеризующейся снижением прибыльности и объёмов привычных производств, падением доходов и цен, в том числе на основные энергоносители и конструкционные материалы, а также быстрым распространением принципиально новых технологий, находящихся на начальных фазах своего научно-производственного цикла.

Уже видны ключевые направления развития нового, шестого технологического уклада, рост которого обеспечит подъём экономики передовых стран на новой длинной волне экономического роста: биотехнологии, основанные на достижениях молекулярной биологии и генной инженерии, нанотехнологии, системы искусственного интеллекта, глобальные информационные сети и интегрированные высокоскоростные транспортные системы. Их реализация обеспечивает многократное повышение эффективности производства, снижение его энерго- и капиталоёмкости[2].

В настоящее время новый технологический уклад переходит из эмбриональной фазы развития в фазу роста. Его расширение сдерживается как незначительным масштабом и неотработанностью соответствующих технологий, так и неготовностью социально-экономической среды к их широкому применению. Однако, несмотря на кризис, расходы на освоение новейших технологий и масштаб их применения растут с темпом около 20–35% в год[3]. Вскоре передовые страны выйдут на длинную волну экономического роста. Падение цен на нефть является характерным признаком завершения периода «родов» нового технологического уклада и выхода его на экспоненциальную часть траектории роста за счёт бурного распространения новых технологий, кардинально улучшающих ресурсоэффективность и снижающих энергоёмкость производства. Например, массовое внедрение светодиодов, возможное при мощном инвестиционном импульсе, позволяет поднять эффективность освещения на два порядка. Сочетание подобных технологических прорывов в ядре нового технологического уклада обеспечивает его ускоряющееся расширение, которое выводит экономику на новую волну роста.

Именно в такие периоды глобальных технологических сдвигов у отстающих стран возникает возможность для экономического рывка к уровню передовых стран, пока последние сталкиваются с перенакоплением капитала в устаревших производственно-технологических комплексах. В частности, для Китая, который быстро наращивает свои конкурентные преимущества, последовательно осваивая всё новые технологические переделы и приближаясь к передовому фронту НТП. Для России, упустившей возможности лидерского прорыва на основе информационно-коммуникационного технологического уклада в 1970—1980-е годы прошлого века, следствием чего стало уничтожение СССР, этот вызов носит экзистенциальный характер. Либо нам удастся воспользоваться окном возможностей технологического прорыва на новую длинную волну экономического подъема, либо повторный проигрыш очередной научно-технической революции окончательно собьёт Россию на обочину мирового экономического развития в качестве сырьевой периферии передовых стран.

В настоящее время на наших глазах в Китае и других быстро растущих странах Юго-Восточной Азии формируется новая, более эффективная по сравнению с американо-европейской социально-экономическая система, адекватная требованиям нового технологического уклада. Спецификой последнего является его гуманитарный характер — крупнейшими отраслями экономики становятся здравоохранение, образование, наука и культура, на долю которых в совокупности вскоре будет приходиться около половины ВВП. В силу общественного характера этих отраслей, обладающих большим внешним эффектом, не подлежащим приватизации в современном демократическом обществе, развитие нового технологического уклада требует намного большего участия государства, чем это наблюдалось в развитии предыдущих. Сегодня оптимальным считается доля государственного участия в системе образования около 80%, в здравоохранении — около 50%, в научных исследованиях — около 60%, в культуре — не менее 30%. Эти отрасли не могут функционировать исключительно на коммерческой основе, значительная часть работающих в них организаций имеют некоммерческий характер, что существенно затрудняет их кредитование в расчёте на прибыль. Для их развития нужны значительные государственные ассигнования в инфраструктуру, субсидии, долгосрочные дешёвые кредиты. Образующие китайскую социалистическую экономику институты государственного планирования, бюджетирования, субсидирования и ценообразования намного лучше подходят для целей развития нового технологического уклада, чем ориентированные на сверхприбыль и обслуживание финансовой олигархии американские институты, в составе которых после краха СССР существенно уменьшилась составляющая всеобщего благосостояния.

В отличие от институциональной системы США, ориентированной на обслуживание интересов финансовой олигархии, паразитирующей на эмиссии доллара как мировой валюты, институциональные системы Китая, Индии, Японии, Кореи, Вьетнама, Малайзии, Ирана и других стран формирующегося на наших глазах нового центра развития, ориентированы на обеспечение общественных интересов социально-экономического развития. Они нацелены на гармонизацию интересов различных социальных групп, выстраивание партнёрских отношений между бизнесом и государством ради достижения общественно значимых целей.

Развитие человечества требует новых форм организации глобальной экономики, которые позволили бы обеспечить устойчивое развитие и отражение планетарных угроз, включая экологические и космические. В условиях либеральной глобализации, выстроенной под интересы транснациональных, в основном англо-американских, корпораций эти вызовы существованию человечества остаются без ответа. Более того, сверхконцентрация капитала и глобального влияния в руках нескольких сотен семей в отсутствие механизмов демократического контроля создаёт угрозу становления глобальной диктатуры в интересах обеспечения господства мировой олигархии за счёт угнетения всего человечества. Тем самым возрастают риски злоупотреблений глобальной властью, чреватые уничтожением целых народов и катастрофами планетарного масштаба. Объективно возникающая необходимость обуздания мировой олигархии и упорядочения движения мирового капитала достигается в восточно-азиатской модели организации современной экономики. С подъёмом Китая, Индии и Вьетнама вслед за Японией и Кореей всё более явственно просматриваются контуры перехода от англо-американского к азиатскому мирохозяйственному укладу с совершенно иной, соответствующей интересам устойчивого и гармоничного развития человечества системой институтов, открывающей дорогу новому вековому циклу накопления капитала.

Движущие силы китайского экономического чуда

Как было показано выше, спустя всего четверть века после установления глобального доминирования США, мировой рынок уже не обеспечивает расширенного воспроизводства институтов американского цикла накопления. Составляющие его основу финансовые пирамиды вышли далеко за пределы устойчивости. Одновременно на периферии этого мирохозяйственного уклада возник новый центр быстро расширяющегося воспроизводства, который в сфере производства товаров уже превзошёл США. Решение Китая о прекращении наращивания своих долларовых резервов обозначило предел бесконфликтного разрешения противоречия между расширенным воспроизводством американских долговых обязательств и глобальными инвестиционными возможностями. Для разрешения этого противоречия у США есть выбор: попытаться силой установить контроль над вышедшими из подчинения сегментами периферии либо уступить место новому лидеру. Пока американская властвующая элита предпочитает первый вариант, не отдавая себе отчёта в ограниченности своих возможностей. Эта ограниченность определяется большей эффективностью институтов нового мирохозяйственного уклада, основой для формирования которых является Китай и другие страны Юго-Восточной Азии.

Чтобы делать прогнозы дальнейшего развития событий, необходимо разобраться в структуре институтов нового мирохозяйственного уклада.

Сами китайцы называют свою формацию социалистической, развивая при этом частное предпринимательство и выращивая капиталистические корпорации. Однако коммунистическое руководство Китая продолжает практическое строительство социализма, избегая идеологических клише. Они предпочитают формулировать задачи в терминах народного благосостояния, ставя цели преодоления бедности и создания общества средней зажиточности, а в последующем — выхода на передовой в мире уровень жизни. Они стараются избежать чрезмерного социального неравенства, сохраняя трудовую основу распределения национального дохода и ориентируя институты регулирования экономики на производительную деятельность и долгосрочные инвестиции в развитие производительных сил. В этом общая особенность стран, формирующих ядро Азиатского цикла накопления капитала.

Вне зависимости от доминирующей формы собственности: государственной, как в Китае или во Вьетнаме, или частной, как в Японии или Корее, — для Азиатского векового цикла накопления характерно сочетание институтов государственного планирования и рыночной самоорганизации, государственного контроля над основными параметрами воспроизводства экономики и свободного предпринимательства, идеологии общего блага и частной инициативы. При этом формы политического устройства могут принципиально отличаться: от самой большой в мире индийской демократии до крупнейшей в мире Коммунистической партии Китая. Неизменным остаётся приоритет общенародных интересов над частными, который выражается в жёстких механизмах личной ответственности граждан за добросовестное поведение, чёткое исполнение своих обязанностей, соблюдение законов, служение общенациональным целям. Причём формы общественного контроля могут тоже принципиально отличаться: от харакири руководителей обанкротившихся банков в Японии до исключительной меры наказания проворовавшихся чиновников в Китае. Система управления социально-экономическим развитием строится на механизмах личной ответственности за повышение благополучия общества.

Примат общественных интересов над частными выражается в характерной для Азиатского цикла накопления институциональной структуре регулирования экономики. Прежде всего — в государственном контроле за основными параметрами воспроизводства капитала посредством механизмов планирования, кредитования, субсидирования, ценообразования и регулирования базовых условий предпринимательской деятельности. Государство при этом не столько приказывает, сколько выполняет роль модератора, формируя механизмы социального партнёрства и взаимодействия между основными социальными группами. Чиновники не пытаются руководить предпринимателями, а организуют совместную работу делового, научного, инженерного сообществ для формирования общих целей развития и выработки методов их достижения. На это настраиваются и механизмы государственного регулирования экономики.

Государство обеспечивает предоставление долгосрочного и дешёвого кредита, а бизнесмены гарантируют его целевое использование в конкретных инвестиционных проектах для развития производства. Государство обеспечивает доступ к инфраструктуре и услугам естественных монополий по низким ценам, а предприятия отвечают за производство конкурентоспособной продукции. В целях повышения её качества государство организует и финансирует проведение необходимых НИОКР, образование и подготовку кадров, а предприниматели реализуют инновации и осуществляют инвестиции в новые технологии. Частно-государственное партнёрство подчинено общественным интересам развития экономики, повышения народного благосостояния, улучшения качества жизни. Соответственно меняется и идеология международного сотрудничества — парадигма либеральной глобализации в интересах крупного частного капитала ведущих стран мира сменяется парадигмой устойчивого развития в интересах всего человечества.

Китайское руководство скромно продолжает называть свою страну развивающейся. Это так, если судить по темпам роста. Но по своему экономическому потенциалу Китай уже встал на уровень ведущих стран мира. А по структуре производственных отношений Китай становится образцом для многих развивающихся стран, стремящихся повторить китайское экономическое чудо и сближающихся с ядром Азиатского цикла накопления. Китай составляет основу этого нового центра мировой экономики. Поэтому сложившиеся в Китае производственные и общественно-политические отношения следует рассматривать не как переходные к «западным стандартам», а как характерные для самой передовой в этом столетии социально-экономической системы.

Китайское экономическое чудо впечатляет. За три десятилетия реформ, инициированных Дэн Сяопином, Китай добился впечатляющих успехов. Из глубокой периферии мировой экономики неожиданно для многих он шагнул в число лидеров, выйдя в 2014 г. на первое место в мире по физическому объёму ВВП и экспорту высокотехнологической продукции. За три десятилетия объём ВВП вырос в Китае в 30 раз (c 300 млрд долл. до 9 трлн долл. по текущему курсу юаня к доллару, а по паритету покупательной способности валют — до 18 трлн долл.), промышленного производства — в 40-50 раз, валютные резервы — в несколько сотен раз (с нескольких десятков млрд долл. до 4 трлн долл.). По уровню экономического развития, измеряемого показателем ВВП на душу населения, Китай поднялся с места в конце списка беднейших стран до места в первой тридцатке стран (среднего достатка).

Китай становится мировым инженерно-технологическим центром. Доля китайских инженерно-технических и научных работников в их мировой численности достигла в 2007 году 20%, удвоившись по сравнению с 2000 годом (1420 и 690 тыс. соответственно). К 2030 г., по прогнозам китайских учёных, в мире будет насчитываться 15 млн инженерно-технических и научных работников, из которых 4,5 млн человек (30%) будут составлять учёные, инженеры и техники из КНР. К 2030 г. Китай по объёму затрат на научно-технические разработки выйдет на 1-е место в мире, и его доля составит 25% от общемировых затрат на эти цели.

Китай выделяется не только динамизмом своего развития и гигантским размером, но и историей реформ, создавших условия для экономического чуда. Китайский подход к построению рыночной экономики кардинально отличается от постсоветского своим прагматизмом и творческим отношением к реформам. В их основе лежат не догматические шаблоны, исходящие из идеологических и оторванных от реальности представлений о социально-экономических процессах, а практика управления хозяйством. Подобно инженерам, конструирующим новую машину, китайские руководители последовательно отрабатывают новые производственные отношения через решение конкретных задач, проведение экспериментов, отбор лучших решений. Терпеливо, шаг за шагом они строят свой вариант социализма, постоянно совершенствуя систему государственного управления на основе отбора только тех институтов, которые работают на развитие экономики и повышение общественного благосостояния. Сохраняя «завоевания социализма», китайские коммунисты встраивают в систему государственного управления регуляторы рыночных отношений, дополняют государственные формы собственности частными и коллективными таким образом, чтобы добиваться повышения эффективности экономики в общенародных интересах.

Апологеты рыночного фундаментализма стараются не замечать ключевых элементов китайского подхода к реформам. Вместо того чтобы взять китайский опыт на вооружение, они придумывают «объективные объяснения» быстрого роста китайской экономики то иностранными инвестициями, то имитацией западных технологий, то перетоком дешёвых трудовых ресурсов из отсталого сельского хозяйства в городскую промышленность, «забывая» о главном: почему все эти процессы оказываются ошеломляюще эффективными с финансово-экономической точки зрения и не приводят к серьёзным социальным конфликтам в китайском обществе. Китайские реформы иногда сравнивают с НЭПом, для которого тоже было характерно сочетание социалистических и капиталистических элементов, а также высокие темпы роста.

Возвышение Китая влечёт за собой реформирование мирового экономического порядка и системы международных отношений. Возрождение планирования социально-экономического развития и государственного регулирования основных параметров воспроизводства капитала, активная промышленная политика, контроль над трансграничными потоками капитала и валютные ограничения — всё это рассматривается уже не как «запрещённый» набор государственного управления экономикой, а как основа новой социально-экономической модели развития, которая, по аналогии с либерально-монетаристской моделью «вашингтонского консенсуса», уже названа «пекинским консенсусом». Пекинский консенсус является куда более привлекательным для развивающихся стран, в которых проживает большинство человечества, — поскольку он, в отличие от вашингтонского, основан на принципах недискриминации, взаимного уважения суверенитета и национальных интересов сотрудничающих государств, ориентируя их не на обслуживание международного капитала, а на подъём народного благосостояния. При этом может возникнуть новый режим защиты прав на интеллектуальную собственность и передачи технологий, могут быть приняты новые нормы международной торговли в сфере энергетики и ресурсов, новые правила международной миграции, заключены новые соглашения об ограничении вредных выбросов и т.д. Китайский подход к международной политике (отказ от вмешательства во внутренние дела, от военной интервенции, от торговых эмбарго) даёт развивающимся странам реальную альтернативу выстраивания равноправных и взаимовыгодных отношений с другими государствами^[5].

Разумеется, переход к новому мирохозяйственному укладу не избавит мир от конфликтов. Китайская внешнеполитическая стратегия не обязательно будет гуманистической: достаточно прочитать знаменитые «36 стратагем»^[6], чтобы оценить готовность китайцев применять самые разнообразные методы достижения своих интересов, в том числе — весьма далекие от привычных нам норм христианской морали. Иллюзии идеологии светлого коммунистического будущего для всего человечества чужды современному китайскому руководству, которое строит социализм с китайской спецификой, суть которой сводится к жёсткому преследованию собственных национальных интересов на основе социалистической идеологии общенародного блага и конфуцианских принципов ответственного государственного правления. В определённой степени эта философия напоминает сталинскую идеологему построения социализма в одной стране. Но, в отличие от свойственного для советского социализма интернационализма, китайская версия социализма ориентирована исключительно на китайские национальные интересы. Но по меньшей мере они прагматичны и понятны. Прежде всего — построение общества средней зажиточности. Для этого, в отличие от англосаксонской геополитики мирового господства, Китаю нужен мир и активное внешнеэкономическое сотрудничество. И категорически не нужна разворачиваемая американцами мировая война. Это создаёт объективные предпосылки для выстраивания глобальной антивоенной коалиции, в которой Россия могла бы принять самое деятельное участие, войдя в состав стран ядра нового мирохозяйственного уклада.

Перспективы роста азиатского мирохозяйственного уклада

Американоцентричная модель глобальной либерализации достигла пределов своего развития и вошла в фазу саморазрушения под воздействием внутренних диспропорций. Поэтому её следует считать отживающей и устаревшей по отношению к производственным отношениям, формирующимся в Китае и других странах ядра нового векового цикла накопления.

Это утверждение покажется странным для рыночных фундаменталистов. Они, как настоящие догматики, не хотят видеть очевидные факты, не укладывающиеся в систему их взглядов и представлений. Использование государством рыночных механизмов для достижения запланированных показателей не вписывается в их картину мира. Так же как и крупномасштабные кредиты, финансируемые за счёт денежной эмиссии и осваиваемые частным бизнесом в установленных государством приоритетных направлениях развития. Или государственное регулирование цен на основные товары, образующие издержки, в целях создания благоприятных условий для частного предпринимательства. Я уже не говорю о валютном регулировании и контроле, который не мешает транснациональным корпорациям осуществлять огромные инвестиции в ведущие азиатские экономики.

Все эти механизмы частно-государственного партнёрства, характерные не только для социалистического Китая, но и для вполне капиталистической Японии, Южной Кореи, Индии, стран Ближнего и Среднего Востока, отвергаются рыночными фундаменталистами как устаревшие и бесперспективные. Они не утруждаются доказательством этого суждения, ссылаясь на то, что аналогичные механизмы, действовавшие не столь давно в Западной Европе и многих развивающихся странах, были свёрнуты. В их представлении американская модель капитализма является идеальной, абсолютной — и требуется лишь время для её распространения на весь мир. Они не задумываются над воспроизводством очевидного неравенства между странами ядра и периферией американского цикла накопления, в которой увязло постсоветское пространство. Так же, как и о физической невозможности распространения американского типа массового потребления на весь мир в силу объективной ограниченности ресурсов.

Для рыночных фундаменталистов табуирован и советский опыт управления экономическим развитием, несмотря на очевидные успехи социалистического строительства, позволившие СССР не только одержать победу во Второй мировой войне, но и создать так называемый «второй мир», охвативший треть планеты. Многие элементы этого опыта были восприняты и сохранены Китаем, Вьетнамом, Индией и легли в основу институциональной структуры Азиатского цикла накопления. СССР был первопроходцем в создании культуры государственного управления экономическим развитием, а отнюдь не тупиковой ветвью экономической цивилизации, как это кажется рыночным фундаменталистам.

Опыт социалистического строительства изучался и использовался и в странах ядра американского цикла накопления, особенно в части создания государственных институтов прогнозирования и индикативного планирования, социальной защиты и управления НТП. Вместе с тем достигшая после распада СССР глобальной гегемонии американская олигархия более не нуждалась в государственной поддержке. Были свёрнуты не только механизмы индикативного планирования, государственного контроля над ценами и трансграничным перемещением капитала. Сократились также многие перспективные исследования, социальные программы, международные инвестиционные проекты. Институциональная система американского цикла накопления достигла зрелых и окончательных форм. Она перешла к фазе глобальной экспансии и перестала качественно развиваться. Апологеты рыночного фундаментализма поверили в то, что наступил желаемый «фукуямовский» конец истории и для господства крупного капитала не осталось препятствий.

Они ошиблись. Грандиозные экономические успехи Китая, Индии, Бразилии, Малайзии, Вьетнама, Сингапура, ОАЭ и других стран, отказавшихся от рекомендаций «вашингтонского консенсуса», которым предпочли самостоятельную политику развития с опорой на указанные выше механизмы, должны были озадачить поклонников американского «конца истории». Но в упоении своей «победой» над социализмом они не заметили, как в противовес вашингтонскому сформировался «пекинский консенсус» в качестве образца эффективной системы управления развитием экономики под руководством самой большой в мире коммунистической партии.

Наряду с Китаем в формирование ядра нового мирохозяйственного уклада вовлечены Япония, Сингапур и Южная Корея. Несмотря на существенные отличия этих стран от Китая по политическому устройству и механизмам регулирования экономики, между ними формируется множество устойчивых кооперационных связей, быстро растут взаимная торговля и инвестиции.

К формирующемуся ядру нового мирохозяйственного уклада подтягиваются как близлежащие страны: Россия, Индия, Вьетнам, Малайзия, Индонезия, — так и Бразилия, Венесуэла, Куба и другие страны Латинской Америки. Усиливается притяжение к нему стран африканского континента. В совокупности экономическая мощь этих стран уже сопоставима со странами ядра американского цикла накопления. Есть у них и общий элемент, который может сыграть роль своего рода тоннеля для перемещения капитала из одного цикла в другой, — Япония, обладающая мощной банковской системой.

Популярным образом нового мирохозяйственного уклада стало неформальное объединение Бразилии, России, Индии, Китая и Южной Африки — БРИКС. С момента появления аббревиатуры «БРИКС» в 2001 году совокупный объём ВВП этих стран увеличился более чем в 3 раза, на них пришлась треть прироста объёма мирового производства. «Пятёрка» БРИКС (с присоединением ЮАР), занимая 29% земной суши (без учёта Антарктиды), имеет почти 43% мирового населения. По доле в суммарном валовом продукте мира по ППС удельный вес БРИКС составляет почти 27%, но по вкладу в прирост мирового продукта в 2012 г. доля «пятёрки» — свыше 47% (см. табл.1).

Табл. 1. Доля БРИКС в общемировых показателях, %[7]

 

Показатель	2000	2005	2010	2011	2012
Объём ВВП по ППС, в ценах 2005 г.	16,8	20,0	25,3	26,2	26,8
Инвестиции в основной капитал, в ценах 2005 г.	9,3	14,2	28,2	30,0	31,4
Потребление электроэнергии	22,0	27,4	32,7	34,1	35,2
Нетто-приток прямых иностранных инвестиций	5,9	11,2	25,0	24,9	27,1
Экспорт товаров и услуг	7,0	11,3	15,3	15,7	16,2
Золотовалютные резервы	13,3	27,1	40,2	40,2	39,3

Авторы фундаментального доклада[8], подготовленного к встрече лидеров БРИКС в России в 2015 году, определяют БРИКС как «трансконтинентальную коалицию, возникшую по широкому кругу геоэкономических и геополитических мотивов, связанных с изменением весовых категорий в мировой иерархии и механизмов глобального регулирования…», которая «…со временем придёт к институционально налаженной структуре».

В отличие от стран ядра существующего мирохозяйственного уклада, навязавшего миру универсальную систему финансово-экономических отношений как основу либеральной глобализации, формирующееся ядро нового мирохозяйственного уклада отличается большим разнообразием. Это отличие проявляется и в общих ценностях БРИКС: свобода выбора путей развития, отрицание гегемонизма, суверенность исторических и культурных традиций. Иными словами, объединение «пятерых» представляет собой качественно новую модель сотрудничества, отдающую дань разнообразию в противовес униформизму либеральной глобализации, что одинаково приемлемо для стран, находящихся на разных стадиях экономического и социального развития.

Главными факторами сближения стран БРИКС являются:

— их общее стремление реформировать устаревшую международную финансово-экономическую архитектуру, не учитывающую возросший экономический вес стран с формирующейся рыночной экономикой и развивающихся стран;

— твёрдая поддержка участниками объединения общепризнанных принципов и норм международного права, неприятие политики силового давления и ущемления суверенитета других государств;

— наличие у участников БРИКС схожих вызовов и проблем, связанных с потребностями масштабной модернизации экономики и социальной жизни;

— взаимодополняемость многих секторов экономики государств-участников[9].

Там же[10] отмечается, что историческая миссия БРИКС как новой общности стран и цивилизаций — предложить новую, отвечающую потребностям устойчивого развития парадигму, которая принимала бы во внимание экологические, демографические и социальные лимиты развития, необходимость предотвращения экономических конфликтов.

Предлагаемая БРИКС парадигма нового мирохозяйственного уклада принципиально отличается от предыдущих вековых циклов, формировавшихся западноевропейской цивилизацией. С. Хантингтон, прославляя мощь США, признавал, что «Запад завоевал мир не благодаря превосходству своих идей, нравственных ценностей или религии (в которую было обращено население лишь немногих других цивилизаций), но скорее в результате превосходства в использовании организованного насилия»[11]. В настоящее время западные державы, используя те же, описанные Хантингтоном образчики поведения, с удивительной лёгкостью предают забвению прежние гуманные традиционные ценности и ныне пытаются с помощью силы удержать власть и гегемонию.

Одновременно с быстрым ростом ядра азиатского цикла накопления ядро американского относительно уменьшается. Этот процесс носит устойчивый характер и в перспективе продолжится (см. табл. 2).

Табл. 2. Сопоставление ВВП ядра американского и азиатского циклов накопления капитала[12].

	1820	1870	1913	1950	1973	2000	2010	2020	2030
Страны Юга	70,3	53,1	42,1	39,5	39,9	43,0	52,4	60,5	66,9
Развивающиеся страны Азии	56,5	36,1	22,2	15,3	15,8	29,2	40,9	49,1	58,2
Китай	33,0	17,1	8,8	4,6	4,6	11,8	20,7	28,9	33,4
Индия	16,1	12,2	7,5	4,2	3,1	5,2	8,0	12,2	18,6
Россия	5,4	7,5	8,5	9,6	9,4	2,1	2,4	2,7	3,0
Бразилия	0,4	0,6	0,7	1,7	2,5	2,7	2,6	3,6	5,1
Страны Севера	29,7	46,9	57,9	60,5	60,1	57,0	47,6	39,5	33,1
США	1,8	8,9	18,9	27,3	22,1	21,9	18,4	16,7	15,1
ЕС	23,3	32,0	35,8	27,1	27,1	21,5	18,1	15,7	13,1
Япония	3,0	2,3	2,6	3,0	7,8	7,2	5,4	4,4	3,2

 

Лидер азиатского цикла накопления капитала, Китай, уже стал «мировой фабрикой». В рамках ШОС, АТЭС и БРИКС он приступил к формированию нового мирохозяйственного уклада со своей системой регулирования экономики, уже получившей название «пекинского консенсуса». Не случайно на саммите БРИКС в Бразилии была создана финансовая основа нового мирохозяйственного уклада в форме двух банков, отвечающих за стабильное развитие новой мировой финансовой архитектуры. Это является прямой угрозой господству США и уходящего в прошлое американского цикла накопления капитала.

Нет сомнений, что страны БРИКС и далее будут превосходить страны Запада в темпах экономического развития. К 2020 г. общая численность мирового среднего класса (людей с доходами выше 6 тыс. долл. в год) составит 3,85 млрд человек, из которых доля стран G-7 сократится до 21%, в то время как доля стран БРИКС вырастет до 44%. А к 2030 году средний класс мира составит 5,2 млрд человек, из которых более половины (52%) будет проживать в государствах БРИКС, а доля стран G-7 упадет до 15%. При этом рост потребления вырастет на 10 трлн долл., и к 2020 году этот показатель в развивающихся странах достигнет 13 трлн долл. и составит 43% от совокупного мирового уровня. По экспоненте будет происходить рост потребления в странах БРИКС: их доля вырастет с 23% в 2000-е до 62% к 2020 году[13].

Центр тяжести в международной торговле и производственной сфере сместился с Севера на Восток и Юг: в следующие десять лет продолжит развиваться торговля по линии «юг—юг», лидирующую роль в которой играют страны БРИКС. В то же время в ближайшие годы на рынке прямых и портфельных инвестиций существенно вырастет роль развивающихся стран, причём это будет включать в себя и инвестиции развивающихся стран друг в друга. Это в очень большой степени ослабит монополию и господство западных транснациональных корпораций в сфере международных инвестиций и производства^[14].

Угрозы срыва в мировую войну

Чтобы нивелировать воздействие всевозрастающего бремени своих долговых обязательств и обратить в свою пользу возможности, возникающие вследствие расширения заокеанских рынков сбыта, США прилагают усилия по организации Транстихоокеанского партнёрства (ТТП) и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнёрства США-ЕС (ТАП). В дальнейшем возможно и объединение этих крупнейших трансокеанских зон свободной торговли, ядром которого станут США[15]. Однако стремление США исключить из нового этапа либеральной глобализации вышедших из-под их контроля Китай, Индию, Россию и Бразилию свидетельствует о достижении предела бесконфликтного разрешения противоречий между возможностями и потребностями в обеспечении расширенного воспроизводства существующего мирохозяйственного уклада. Дальнейшая либерализация мировой торговли, инициируемая США, едва ли даст им дополнительные конкурентные преимущества. Она напоминает безуспешные попытки Великобритании отгородиться от американских конкурентов протекционистскими мерами по защите внутреннего рынка своей империи столетие назад. Так же как тогда это стало сигналом для властвующей элиты США о необходимости слома колониального мирохозяйственного уклада, так сегодня эти инициативы США воспринимаются в странах ядра формирующегося нового мирохозяйственного уклада как основание для слома старого. Если США стремятся улучшить свое конкурентное положение за их счёт, то у них исчезают основания для дальнейшего поддержания американской финансовой пирамиды. Ничего, кроме очередных попыток американской олигархии совершить «накопление через изъятие», это им не сулит. Вслед за Китаем накопление американских долговых обязательств прекращает Россия. Этот процесс неизбежно приобретёт в скором времени лавинообразный характер, что повлечёт разрушение финансовой системы США и всего основанного на ней нынешнего мирохозяйственного уклада.

Несомненно, властвующая в США олигархия будет пытаться затормозить процесс роста нового центра глобального экономического развития. Но возможности сделать это бесконфликтным образом, как это было сделано в 1985 году в отношении поднимающейся «первой ласточки» азиатского цикла накопления, Японии, посредством искусственного снижения конкурентоспособности её экономики путём навязывания ей «Соглашения в отеле Plaza»[16] едва ли сегодня возможны. Китай чувствует достаточно сил, чтобы не соглашаться на дискриминацию. Индия традиционно очень чувствительна по отношению к попыткам принуждения со стороны англосаксов. Независимая политика В.В. Путина исключает возможности использования России, как это делалось американцами в 90-е годы.

В свете охарактеризованных выше глобальных изменений понятно, что борьба за мировое лидерство в экономике разворачивается между США и Китаем, в которой США для сохранения своего доминирования разыгрывают привычный им сценарий развязывания мировой войны в Европе, пытаясь в очередной раз за счёт Старого Света упрочить своё положение в мире. Для этого они используют старый имперский принцип «разделяй и властвуй», воскрешая подсознательную русофобию политических элит европейских стран и делая ставку на традиционный для них «Дранг нах Остен». При этом, следуя заветам Бисмарка и советам Бжезинского, в качестве главной точки раскола они используют Украину, рассчитывая, с одной стороны, на ослабление и агрессивную реакцию России, а с другой — на консолидацию европейских государств в их традиционном стремлении к колонизации украинских земель. Удержание контроля над Европой и Россией может дать США геополитический и геоэкономический запас прочности, необходимый для сохранения глобального доминирования в конкуренции с Китаем. Именно на это нацелена американская геополитическая стратегия.

В рамках созданного под определяющим влиянием США нынешнего мирохозяйственного уклада американцы всегда имеют преимущество в конфликте с любым соперником. Эффективность ведущейся ими с половиной мира гибридной войны основывается на соответствии её технологий институтам существующего мирохозяйственного уклада. На финансовом фронте США обладают подавляющим преимуществом, контролируя эмиссию мировой валюты и МВФ, который определяет нормы функционирования мирового и большинства национальных валютных рынков, включая российский. Вместе со своими геполитическими союзниками: Японией, Великобританией и ЕС, валюты которых тоже обладают статусом мировых, они контролируют подавляющую часть мирового валютно-финансового пространства и обладают большинством голосов в международных финансовых институтах.

На информационном фронте глобальная монополия американских СМИ позволяет им формировать общественное мнение и влиять, таким образом, на предпочтения избирателей, формируя политический ландшафт в большинстве демократических стран. Там, где этого влияния не хватает, для получения нужного США результата используются дополняющие технологии, описанные выше, — начиная от финансирования и продвижения своих агентов влияния и заканчивая убийствами их политических противников и проведением государственных переворотов.

И на других важнейших фронтах гибридной войны: культурном, идеологическом, продовольственном, энергетическом, коммуникационном, — США имеют ощутимые преимущества. Ни одна из стран с открытой экономикой и демократической политической системой не может одержать победу в конфликте с США в рамках гибридной войны. Удобство последней заключается в том, что её не нужно объявлять и можно вести исподтишка и даже «душить противника в объятиях» так, что он до последнего момента не догадывается о ведущейся против него войне. Гибридная война позволяет агрессору избежать не только убытков, но и ответственности за последствия, которые списываются на туземных политиков. Эту войну можно произвольно растягивать во времени, разбивать на этапы, в любой момент прекращать и снова начинать в зависимости от обстоятельств. Как показали американские победные кампании против СССР, СФРЮ, Украины, Молдавии и Грузии, не готовый к гибридной войне противник, даже очень сильный и способный нанести неприемлемый ущерб, оказывается не в состоянии себя защитить. Невозможно использовать танки против телевидения или ракеты против денег.

Необходимость создания антивоенной коалиции и роль России

Несмотря на либеральную глобализацию, возможности для взаимопонимания между лидерами старого и нового мирохозяйственных укладов не столь велики, как в прежние переходные кризисы. Если голландский, британский и американский циклы накопления были основаны на общей для них англосаксонской цивилизационной основе и протестантской этике, которые базировались на индивидуализме и конкуренции, то Китай, Япония, Корея, Россия и Индия относятся к иным цивилизациям, основанным на коллективизме и солидарности.

Ещё в 1964 году проживающий в США замечательный русский мыслитель П. Сорокин предвидел этот исторический переход и дал определение ключевого отличия новой эпохи от предыдущей: «Доминирующим типом возникающего общества и культуры не будет, вероятно, ни капиталистический, ни коммунистический, а тип sui generis, который мы обозначили как интегральный тип. Этот тип будет промежуточным между коммунистическим и капиталистическим порядками и образами жизни. Он должен вобрать в себя большинство позитивных ценностей и быть свободным от серьёзных дефектов каждого типа. Больше того, возникающий интегральный строй в своём развитии не будет, вероятно, простой эклектичной смесью специфических особенностей обоих типов, но объединённой системой интегральных культурных ценностей, социальных институтов и интегрального типа личности существенно отличны от капиталистических и коммунистических образцов»[17].

Возможно, у Запада ещё есть возможность облечь формирующийся новый мирохозяйственный уклад в парадигму «нового капитализма». Как и традиционный, он мог бы быть основан на частной собственности и конкуренции, однако иметь встроенные социальные и экологические ограничители, не позволяющие финансовым институтам подминать под себя реальный сектор экономики и игнорировать интересы большинства населения. Эта концепция могла бы преодолеть нынешние противоречия исторически сложившейся модели, обеспечить справедливое распределение материальных благ между классами и территориями на основе параметров устойчивого развития. То есть принимать во внимание экологические и демографические лимиты, очерёдность решения социальных задач, необходимость предотвращения конфликтов на экономической почве[18].

Однако такая трансформация Запада по целому ряду причин остаётся, скорее, абстрактно-теоретическим допущением, чем реальной возможностью. Более того, в рамках существующего мирохозяйственного уклада ни одна страна не застрахована от американской «гибридной» агрессии, как это наглядно видно не только на примерах Афганистана, Ирака, Ливии, Сирии, но и на примерах Японии, Германии, а также нынешних стран ЕС, куда направлен многомиллионный поток беженцев из дестабилизированного США «Большого Ближнего Востока», и от которых требуют оплаты украинской авантюры Вашингтона.

Эффективно противостоять американской агрессии могут только страны с закрытой финансовой, информационной и политической системой. Но самоизоляция ведёт к технологическому отставанию и экономической деградации, что влечёт падение уровня жизни и уже внутриполитические риски. Обуздать агрессивность США можно только путём перехода к новому мирохозяйственному укладу с перестройкой основных институтов функционирования глобальной финансовой и информационной систем, а также созданием механизмов ответственности за соблюдение норм международного права.

Антивоенная международная коалиция за переход к новому мирохозяйственному укладу могла бы включать в себя:

— страны ЕАЭС и ОДКБ, тесно связанные своей исторической судьбой и национальными интересами с Россией;

— страны ШОС, хорошо понимающие опасность очередной западной агрессии;

— страны БРИКС, экономический подъём которых может быть торпедирован организованной США дестабилизацией;

— страны Индокитая, которые не заинтересованы в ухудшении отношений с Россией;

— некоторые сохраняющие суверенитет страны Ближнего и Среднего Востока, для которых мировая война будет означать эскалацию собственных региональных конфликтов;

— латиноамериканские страны Боливарианского альянса, для которых раскручивание новой мировой войны означает прямое вторжение США;

— развивающиеся страны «Группы 77», наследницы Движения неприсоединившихся стран, традиционно выступающие против войн за справедливый миропорядок;

— европейские страны, политические элиты которых способны будут действовать в собственных национальных интересах, для которых очередная мировая война с масштабным театром военных действий в Европе категорически неприемлема.

В качестве побудительной причины создания такой коалиции следует выдвинуть общие для всех её участников угрозы проведения глобальной гибридной войны Соединёнными Штатами. Важным условием успешного создания такой коалиции, как уже отмечалось выше, является лишение США монополии на идеологическое доминирование путём последовательного разоблачения античеловеческих последствий их интервенций, совершаемых их военнослужащими массовых убийств мирных граждан, разрушительных результатов правления американских ставленников и действий американских наёмников в различных странах. Необходимо разрушить образ американской непогрешимости, вскрывать цинизм и обман со стороны американских руководителей, катастрофические последствия проводимой ими политики двойных стандартов, некомпетентность и невежество американских чиновников и политиков.

Влиятельными союзниками в создании антивоенной коалиции могли бы стать религиозные организации, выступающие против насаждения культа вседозволенности и разврата, подрыва семейных и других общечеловеческих ценностей. Они помогли бы участникам коалиции выработать и предложить миру новую объединяющую идеологию, исходящую из восстановления незыблемых моральных ограничений человеческого произвола. Конструктивную роль могли бы сыграть международные гуманитарные и антифашистские организации. Союзником могло бы стать мировое научное и экспертное сообщество, выступающее с позиций устойчивого развития и генерирующее объединяющие человечество проекты развития.

Действия антивоенной коалиции должны быть направлены не только на разоблачение и разрушение политического доминирования США, но и, прежде всего, — на нейтрализацию американской военно-политической мощи, основанной на эмиссии доллара как мировой валюты. В случае продолжения агрессивных действий США по разжиганию мировой войны членам коалиции следует отказаться от использования доллара во взаимной торговле и от долларовых инструментов для размещения своих золотовалютных активов.

Антивоенная коалиция должна выработать позитивную программу устройства мировой финансово-экономической архитектуры на принципах взаимной выгоды, справедливости и уважения национального суверенитета. Иными словами, нужен консенсус в отношении основ формирования нового мирохозяйственного уклада. Во избежание глобальной катастрофы в ситуации нарастающего хаоса гибридной войны требуется консенсус по критическим вопросам мирохозяйственного устройства: климат, энергия, финансы, продовольствие, вода, население, переработка отходов^[19].

Выше уже говорилось о необходимых для этого мерах по финансовой стабилизации, повышению эффективности регулирования финансового рынка, банковских, финансовых и инвестиционных институтов, стимулированию роста нового технологического уклада и прогрессивных структурных изменений, формированию соответствующих новых институтов. Они должны устранить фундаментальные причины глобального кризиса, в числе которых наибольшее значение имеют следующие:

— бесконтрольность эмиссии мировых резервных валют, приводящая к злоупотреблениям эмитентов монопольным положением в собственных интересах ценой нарастания диспропорций и разрушительных тенденций в глобальной финансово-экономической системе;

— неспособность действующих механизмов регулирования операций банковских и финансовых институтов обеспечить защиту национальных финансовых систем от спекулятивных атак с целью их дестабилизации, чрезмерных рисков трансграничного перетока спекулятивного капитала и образования финансовых пузырей;

— исчерпание пределов роста доминирующего технологического уклада и недостаточность условий для становления нового, включая нехватку инвестиций для широкого внедрения кластеров составляющих его базисных технологий.

Антивоенная коалиция должна выступить с позитивной программой мер по выходу из глобального кризиса путём устранения его причин и создания стабильных условий для функционирования мирового финансового рынка и международного валютно-финансового обмена на взаимовыгодной основе, развития международной производственной кооперации, мировой торговли товарами и технологиями. Эти условия должны позволить национальным денежным властям организовать кредитование развития производств нового технологического уклада и модернизации экономики на его основе, стимулирование инновационной и деловой активности в перспективных направлениях экономического роста. Для этого страны-эмитенты мировых резервных валют должны гарантировать их устойчивость путём соблюдения определённых ограничений по величине государственного долга и дефицита платёжного и торгового балансов. Кроме того, им следует соблюдать установленные соответствующим образом требования по прозрачности используемых ими механизмов обеспечения эмиссии своих валют, предоставлению возможности их беспрепятственного обмена на все торгуемые на их территории активы.

Важным требованием к эмитентам мировых резервных валют должно стать соблюдение правил добросовестной конкуренции и недискриминационного доступа на свои финансовые рынки. При этом остальным странам, соблюдающим аналогичные ограничения, необходимо предоставить возможности применения своих национальных валют в качестве инструмента внешнеторгового и валютно-финансового обмена, в том числе их использования в качестве резервных другими странами-партнёрами. Целесообразно ввести классификацию национальных валют, претендующих на роль мировых или региональных резервных валют, по категориям в зависимости от соблюдения их эмитентами определённых требований.

Одновременно с введением требований к эмитентам мировых резервных валют необходимо ужесточение контроля за движением капитала в целях предотвращения спекулятивных атак, дестабилизирующих мировую и национальные валютно-финансовые системы. Для этого странам коалиции необходимо ввести запрет на транзакции своих резидентов с офшорными зонами, а также не допускать к схемам рефинансирования банки и корпорации, учреждённые с участием резидентов офшоров. Целесообразно также ввести ограничения на использование в международных расчётах валют, эмитенты которых не соблюдают установленных требований.

Для определения требований к эмитентам мировых резервных валют и мониторинга их соблюдения необходимо провести глубокое реформирование международных финансовых институтов с целью обеспечения справедливого представительства стран-участниц по объективному критерию, учитывающему относительный вес каждой из них в мировом производстве, торговле, финансах, природном потенциале и населении. По тому же критерию может быть сформирована корзина валют под выпуск новой SDR, по отношению к которой могут определяться курсы всех национальных валют, включая мировые резервные. На начальном этапе в эту корзину могут войти валюты тех стран коалиции, которые согласятся взять на себя обязательства по соблюдению установленных требований.

Осуществление столь масштабных реформ требует соответствующего правового и институционального обеспечения. Это может быть сделано путём придания решениям коалиции статуса международных обязательств заинтересованных в их реализации стран, а также с опорой на институты ООН и уполномоченные международные организации.

Для стимулирования глобального распространения социально значимых достижений нового технологического уклада необходимо развернуть международную систему глобального стратегического социально-экономического планирования, включающую в себя разработку долгосрочных прогнозов научно-технического прогресса, определение перспектив развития экономики мира, региональных объединений и крупных стран, выявление возможностей преодоления существующих диспропорций, включая разрывы в уровне развития передовых и слаборазвитых стран, а также выбор приоритетных направлений развития и индикативных планов деятельности международных организаций.

Очевидно, что США и страны G7 будут противодействовать реализации охарактеризованных выше предложений по реформированию мировой валютно-финансовой системы, которая подорвёт их монопольное право бесконтрольной эмиссии мировых валют. Нынешний режим обмена результатами и факторами экономической деятельности между развивающими и развитыми странами вполне устраивает последние. Получая огромную выгоду от эмиссии мировых валют, ведущие западные страны сдерживают доступ к собственным рынкам активов, технологий и труда, вводя всё новые ограничения.

Как показывает проводимая США политика, реформе мировой финансовой системы на началах справедливости, взаимной выгоды и уважения суверенитета они предпочитают разжигание мировой хаотической войны для защиты своего доминирующего положения. Поэтому, чтобы стать действенной и эффективной, антивоенная коалиция должна обладать достаточной обороноспособностью для отражения американской агрессии и попыток военно-политической дестабилизации в любой точке планеты. Для этого необходимо расширить формат Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ), привлечь к сотрудничеству Китай, Вьетнам, Сирию, Кубу, Узбекистан, Туркмению, Азербайджан, создать механизмы партнёрства во имя мира с Индией, Ираном, Венесуэлой, Бразилией, а также другими странами, которым угрожает американская агрессия. При всей разнородности этих стран формирование их антивоенной коалиции может принять лавинообразный характер — небольшие и неспособные себя защитить страны будут заинтересованы принять в ней участие, если будут уверены в серьёзности намерений по её созданию сверхдержавами.

Соотношение сил США и антивоенной коалиции критическим образом зависит от позиции европейских стран. Связанные НАТО, они жёстко следуют в кильватере американской внешней и военной политики. Вместе с тем развязанная США гибридная война против России противоречит их интересам. Американская агрессия на Украине несёт серьёзные угрозы безопасности европейских стран. Инициированные США санкции против России бьют, прежде всего, по их экономическим интересам. Поэтому столь важны усилия, предпринимаемые президентом России В.В. Путиным по разъяснению лидерам европейских стран пагубности американской политики в отношении Украины.

Но даже без европейских стран, имея сравнимую с НАТО военно-политическую и экономическую мощь, антивоенная коалиция могла бы победить в навязываемом США противостоянии и, вне зависимости от их желания, приступить к реформе мировой финансово-валютной системы в интересах устойчивого экономического развития как мировой, так и всех национальных экономик. В случае отказа стран G7 «подвинуться» в органах управления международных финансовых организаций антивоенная коалиция должна обладать достаточной синергией, чтобы создать альтернативные глобальные регуляторы.

Инициировать создание такой коалиции можно на основе БРИКС, начав с решения вопросов обеспечения их экономической безопасности, включая:

— создание универсальной платёжной системы для стран БРИКС и выпуск общей платёжной карточки БРИКС, объединяющей китайскую UnionPay, бразильскую ELO, индийскую RuPay, а также российские платёжные системы;

— создание независимой от США и ЕС системы обмена межбанковской информацией, аналогичной SWIFT;

— переход на использование своих рейтинговых агентств.

Формирование столь масштабной международной коалиции требует глобальной инициативы. Китай, лидирующий по объёму производства и инвестиций, не имеет такого исторического опыта. Его международные инициативы сводятся к формированию своей экономической периферии в соответствии с собственной долгосрочной стратегией развития. Она подчинена национальным интересам Китая и едва ли может стать основой для широкой международной коалиции столь больших и разнообразных стран. Это касается и последней инициативы китайского руководства относительно создания Экономического пояса Нового Великого шёлкового пути. Пока что этот «Шёлковый путь» — не более чем метафора, которая тем не менее постепенно будет наполняться взаимовыгодными инвестиционными проектами.

Инициатива президента России об объединении данной китайской концепции в общий и единый трансконтинентальный проект с концепцией евроазиатской интеграции может стать основой для формирования широкой коалиции стран, заинтересованных в мире, устойчивом развитии и формировании нового, более справедливого и гармоничного мирового порядка. У России есть опыт проведения глобальной политики, но в настоящее время нет стратегии развития. Без её разработки и последовательного проведения в жизнь исторический опыт не поможет. Если для погружения на периферию американоцентричной глобализации стратегия была не нужна — ее заменяла вера в чудодейственную «невидимую руку рынка», которая на деле оказалась бульдожьей хваткой американоцентричной финансовой олигархии, — то евразийская интеграция с Китаем без долгосрочной стратегии немыслима. Эта стратегия должна быть предметной, содержать обоснование приоритетных направления развития и быть наполненной конкретными инвестиционными проектами, позволяющими российской экономике осуществить системную модернизацию, а не развалиться на отдельные фрагменты, утратив способность к самостоятельному воспроизводству.

Чтобы не оказаться вновь на периферии — теперь уже не только США, а ещё Китая, Индии, Бразилии и других партнёров по международному соперничеству, необходима идеология и стратегия развития. Такая идеология синтеза религиозной традиции, социализма, демократии, планируемой рыночной экономики в интегральном строе в общих чертах разработана^[20]. Стратегия развития, учитывающая долгосрочные закономерности технико-экономического развития, — тоже. Не хватает только политической воли, парализованной офшорным олигархатом.

Россия может стать лидером процесса формирования нового мирохозяйственного уклада и войти в состав ядра нового центра мирового экономического развития. Но сделать это, оставаясь на периферии американского капитализма, невозможно. Хуже того, оставаясь на этой периферии, Россия провоцирует американскую агрессию, поскольку ставит свою экономику в зависимость от американского олигархата и создаёт у американских геополитиков иллюзию лёгкой победы.

Объективно ведущую роль в создании, а также в идеологическом и в силовом обеспечении антивоенной коалиции по ряду причин придётся брать на себя России.

Абсолютная и относительная финансово-экономическая, а также демографическая слабость Российской Федерации в данном случае чрезвычайно важна и требует максимально быстрого устранения, однако ни одно другое государство одновременно не обладает:

— опытом глобального длительного противостояния Западу, в том числе — во главе с США;

— статусом победителя во Второй мировой войне;

— опытом мирового политического лидерства с учётом интересов различных государств и межгосударственных объединений;

— необходимым оборонным потенциалом;

— полным спектром фундаментальных научных дисциплин, от ядерной физики до космоса;

— самодостаточным ресурсным потенциалом;

— наконец, опытом актуального противостояния Западу в формах «гибридной войны».

Уже одного этого перечня — а он далеко не исчерпывающий — достаточно для того, чтобы считать Россию вовсе не «слабым звеном» в современной мировой политике, а ключевым фактором относительно безопасного перехода человеческой цивилизации к новому, шестому технологическому укладу, и силы, «гармонизирующей» китайское лидерство для всего мира.

Кроме того, углубление евразийской интеграции и полномасштабное формирование наднациональных институтов не только принятия, но и исполнения регулирующих воздействий государства в рамках ЕАЭС создаст фундамент для расширения интеграционных процессов на всём евразийском пространстве и строительства охарактеризованной выше антивоенной коалиции стран, заинтересованных в мирном переходе к новому мирохозяйственному укладу. Ключевую роль в этом процессе будет играть российско-китайское сотрудничество. Для его укрепления и развития нужно содержательное наполнение инициированной главами Китая и России концепции сочетания двух интеграционных проектов — ЕАЭС и ЭПНВШП.

Вместо заключения. Экономический пояс Нового Великого шёлкового пути в Евразийском экономическом союзе

Реализация инициативы глав России и Китая по сочетанию двух трансконтинентальных интеграционных инициатив — ЕАЭС и ЭПНВШП — открывает широкие возможности расширения взаимовыгодного российско-китайского сотрудничества в создании условий для устойчивого развития Евразии. Эти инициативы органично сочетаются, дополняя и приумножая интеграционный эффект каждой из них.

ЕАЭС — это, прежде всего, формирование общего рынка товаров, услуг, капитала и труда. ЭПНВШП — это множество региональных инвестиционных проектов. Как уже указывалось выше, 2/3 ожидаемого интеграционного эффекта ЕАЭС образуется за счёт реализации общей стратегии развития. Её, однако, до сих пор нет. Разумеется, ЭПНВШП не может её заменить. Но даёт импульс для разработки совместных инвестиционных проектов, оптимальное сочетание которых возможно только в рамках общей стратегии.

В свою очередь, ЭПНВШП не претендует на формирование ни общего рынка, ни единого экономического пространства, ни даже зоны свободной торговли. Но его наполнение масштабными инвестиционными проектами стимулирует предоставление льгот и формирование преференциального торгово-экономического режима. Разумеется, это не означает его скорого создания, но открывает дополнительные возможности для наполнения проектами зон опережающего развития и других территорий с льготами для инвесторов.

Таким образом, сочетание ЕАЭС и ЭПНВШП расширяет возможности каждого из этих интеграционных проектов. Начинать этот процесс можно с обеих сторон. Со стороны ЕАЭС — предложить к реализации уже разработанные, но не начатые инвестиционные проекты по развитию трансконтинентальной транспортной инфраструктуры — железнодорожных, автомобильных магистралей и авиационных коридоров. Со стороны ЭПНВШП — предложить упрощённый и облегченный режим таможенного оформления перемещаемых через российско-китайскую границу товаров инвестиционного назначения. Состыковка таких инициатив может дать мощный синергетический эффект.

Каждый из интеграционных проектов имеет свой инструментарий реализации. ЕАЭС — наднациональный орган регулирования, обеспечивающий функционирование единого экономического пространства. ЭПНВШП — Азиатский банк инфраструктурных инвестиций и другие институты развития. Их совместное применение открывает дополнительные возможности для реализации интеграционного потенциала каждого из этих проектов. Например, можно сочетать формирование единого воздушного пространства и открытие новых воздушных коридоров с переходом на самолёты собственной разработки и изготовления в рамках российско-китайской кооперации. Или открытие внутренних водных путей со строительством и использованием судов собственного производства. Или сооружение трансконтинентальных транспортных коридоров с развитием собственной базы железнодорожного и автодорожного машиностроения.

Аналогичный подход может быть применён к формированию общего энергетического пространства, которое должно сопровождаться созданием общей машиностроительной базы. Скажем, доступ к источникам природных ресурсов может быть обусловлен разработкой, производством и использованием отечественных машин и оборудования. Доступ к трубопроводным системам — инвестициями в их модернизацию и повышение эффективности.

Главным условием эффективного сочетания ЕАЭС и ЭПНВШП является совместное планирование и реализация как общей стратегии развития, так и конкретных инвестиционных проектов. Для Китая это не составляет проблемы, так как его интеграционная политика подчинена уже реализуемой им долгосрочной стратегии развития. России же заново придётся осваивать методологию планирования в рыночных условиях. Без этого реализовать президентскую инициативу сочетания ЕАЭС и ЭПНВШП полноценным образом не удастся. За нас это сделает КНР.